«Вымысел пронизывает все, как заметил один грек тысячи две с половиной лет назад. Я нахожу эту новую реальность (или нереальность) более веской, и хорошо, если вы разделите мою уверенность, что я командую этими порождениями моей фантазии не больше, чем вы - как бы вы ни старались, какую бы новую миссис Поултни собою ни являли - командуете своими детьми, коллегами, друзьями и даже самими собой.
Но ведь это ни с чем не сообразно? Персонаж либо "реален", либо "воображаем". Если вы, hypocrite lecteur {Лицемерный читатель (франц.)}, и в самом деле так думаете, мне остается только улыбнуться. Даже ваше собственное прошлое не представляется вам чем-то совершенно реальным - вы наряжаете его, стараетесь обелить или очернить, вы его редактируете, кое-как латаете .. словом, превращаете в художественный вымысел и убираете на полку - это ваша книга, ваша романизированная автобиография. Мы все бежим от реальной реальности. Это главная отличительная черта homo sapiens» (Фаулз)
…появилась тоже фаянсовая пивная кружка традиционной модели - в форме головы веселого пьянчуги в лихо заломленной треуголке: и это было не викторианское, то есть не аляповатое и уродливое изделие, а настоящая старинная вещь, изящной и тонкой работы… (специалисты по истории фарфора наверняка узнали бы тут руку Ральфа Ли). Кружка была с трещиной - и с тех пор еще больше потрескалась, что я авторитетно могу подтвердить: я сам купил ее пару лет назад, заплатив значительно дороже, чем Сара, которой она обошлась всего в три пенса... Меня, в отличие от Сары, пленила работа Ральфа Ли. Ее пленила улыбка.
Сара и фаянсовая кружка, как выясняется, расположены с повествователем на одном и том же онтологическом уровне. Это заставляет читателя осознать для себя тот факт, что при чтении романа вера в сверхъестественное для него является нормой. Конечно же, нам известно, что то, что мы читаем, это не то, как «было на самом деле», но мы подавляем в себе это знание, чтобы получить большее удовольствие. Нам свойственно читать прозу как реальную историю.